Прозрачность и модели власти

Суть проблемы

В любой системе, в которой присутствует власть, всегда будут существовать механизмы, поддерживающие исключительность представителей этой власти по отношению к остальному населению. Практически речь идет о неких дополнительных полномочиях, которые делегированы избирателями делегату для реализации каких-либо общественных интересов или о монополии на принятие решений, а следовательно и монополии на информацию, которая существовала еще с древнейших времен, со времен, когда лишь шаман знал, когда пойдет дождь, лишь вождь знал о результатах переговоров с другим племенем и лишь военный совет знал планы ведения войны.

С развитием образованности населения, ростом его и прогрессом технологий, поддержание монополии на информацию требовало выделения отдельных ресурсов, что вылилось с одной стороны в развитие института пропаганды, а с другой в законодательном закреплении концепции прайваси, согласно которой никто вообще не должен даже пытаться узнать что-то о соседе, при этом, властной элите так или иначе дозволено совать нос в чужие дела. В этих условиях, когда власть прикладывает все больше и больше сил для выстаивания «односторонних зеркал», реальными правителями становятся не те, кто богаче или умнее, а те, кто находится по правильную сторону зеркала.

В последнее время этому процессу стали мешать развивающиеся информационные каналы, позволяющие утечки информации любого рода, социальные сети и интернет в целом. Практически, информация стала «сверхтекучей», когда через любую, даже самую маленькую брешь утекает сразу все. Шпион, ищущий возможности в тишине пофотографировать секретные чертежи на микропленку, уже выглядит комично. Разумеется, если вероятность любой, даже самой маленькой «микротрещины» в массивном корпусе системы защиты информации, больше нуля, то утечка все равно произойдет.

Этот процесс делает все менее эффективной идеологическую или религиозную пропаганду и все больше раскрывает истинные механизмы удержания власти правящей элитой.

На фоне этого процесса люди задают себе вопрос «а что дальше» и разрабатывают различного рода концепции по типу Облачной демократии, Социализма 2.0. или другого рода проекты электронного правительства, общей чертой которых, к сожалению, является утопичность, так как:

• Предлагается, по идее, хорошая модель, но не предлагается путь, которым общество пойдет без насилия, чтобы достичь состояния, описываемого в такой модели.
• Описываются общественные отношения без привязке вообще к эволюции производительных сил, что ставит вопрос об уместности каких-либо иных форм власти для текущей общественной формации.
• Часто построения опираются на существование неких централизованных компьютерных систем, что подразумевает продолжение тенденции к асимметрии прав на информацию, только теперь права на информацию и, следовательно, власть, предоставляются администраторам таких централизованных систем.
• Так или иначе все эти модели требуют, по мнению авторов, либо принуждения во благо, либо выстраивания каких-то новых сущностей, либо опираются на развитие некоей сознательности (несознательных, видимо, придется расстреливать), благодаря которой люди будут политически активными альтруистами, осознающими важность достижения общих целей.
• Также внушают недоверие идеи некоторых авторов о том, что люди способны всегда прийти к общему мнению, ведя аргументированную, основанную на чистой логике дискуссию. Как минимум, игнорируются когнитивные искажения. Как максимум, стоит понимать, что информация перестает быть шумом и рождается в голове у получателя и уже по этому отлична от той информации, которая была в голове отправителя. Чтобы люди о чем-то договорились они должны знать об этом чем-то практически одинаково и иметь сходный опыт. А в такой ситуации и дискуссии, собственно, не место.

Вместе с тем, все эти модели полагают, что наличие развитой IT инфраструктуры станет залогом развития новых отношений и предпосылкой к становлению новых, более справедливых и более оптимальных форм правления.

Цель данного текста, показать, с одной стороны, что каков бы ни был механизм власти, он все равно

а) не будет оптимальным,

б) провоцирует коррупцию,

в) не вовлекает людей в принятие значимых решений.

С другой стороны будет показано, почему, инстинктивно ощущаемые преимущества, которые дает развитая IT инфраструктура, таки да могут нам помочь, в чем именно помочь.

Вечные проблемы власти

Об ограниченной рациональности

Асимметричность информации, поддерживаемая властью и конформизмом общества, защищающего идею прайваси, монополия на нее, ставшая атрибутом власти, приводит к тому, что власть не способна принимать рациональные решения как минимум ввиду отсутствия полной информации, требуемой для такого действия.

• Власть вынуждена действовать в условиях ограниченной рациональности, что означает необъективность власти в процессе регулирования тех или иных общественных процессов. Все мы знаем стандартную проблему власти — контроль миграции и условия выдачи виз, которые, как оказывается, предназначены для честных людей, а не для тех, кто хочет попасть в страну любой ценой.

• Также власть, регулируя нежелательную активность, всегда работает с произведением У=В*С, где У — ущерб от проступка, издержки власти или общества от преступления, В — вероятность поймать преступника, что в условиях асимметричности информации, всегда много меньше 1 и С — санкции, издержки преступника, которые он получает, если будет пойманным. Имея ограниченные ресурсы в управлении «В», власть начинает регулировать «С», что приводит к явной завышености наказания для тех людей, которые попались, что вызывает у них чувство несправедливости — их наказали слишком сильно за то, за что других таких же не поймали вообще. Отсюда и ожидаемый ответ любого уголовника на вопрос «за что тебя посадили». Он ответит: «Ни за что». Самое главное, что в условиях ограниченной рациональности власть не способна предупредить преступление, а санкции в отношении преступника означают для власти новые издержки на их воплощение, но не ликвидируют издержки от уже совершенного преступления. С экономической точки зрения ситуация — тупиковая.

• Власть, в условиях ограниченной рациональности, не способна регулировать оборот «чувствительных» товаров, таких как оружие или наркотики и предпочитает полностью запрещать таковой, что является неоптимальным и приводит к серьезным издержкам в виде расцвета черного и вообще неконтроллируемого рынка, издержкам по поддержанию запретов и воплощению в жизнь санкций, издержкам, связанным с возрастающей асимметричностью теневого рынка (известно, что большинство проблем, ассоциируемых с наркотиками, так или иначе вызваны именно их запретностью).

• Власть, действуя в условиях неполноты информации, часто не способна организовать справедливое распределение издержек населения на приобретение тех или иных общественных благ, да и сами блага, в очень большом числе случаев, становятся общественными лишь потому, что власти слишком дорого организовать индивидуальный учет их потребления населением. Под общественным благом здесь и далее понимается такое благо, которое, будучи доступным одному члену группы или общества становится автоматически доступным и для всех членов общества. Как пример нерациональности действий власти, можно привести ее активность по строительству и содержанию дорог. Деньги на это взимаются в виде транспортного налога и еще не придуман способ абсолютно справедливого изъятия и распределения этих денег, деньги расходуются на какие-то дороги где-то — налогоплательщик не видит связи между уплаченным налогом и эффектом от этого, дорогами могут пользоваться все и учесть степень использования дорог каждым в существующих условиях невозможно. В принципе же, в качестве иллюстрации альтернативы, при которой минимизирована неполнота информации, можно представить себе общество тотального учета, где учтен как вклад каждого так и использование ресурса каждым и вкладчик не просто несет издержки, а получает доход от инвестиций. Практически дороги и останутся бесплатными для «налогоплательщиков», а теперь — инвесторов, но просто суммы, уплачиваемые инвесторами на создание и поддержание основных фондов будут равны доходам, получаемым ими от предоставления их в использование им же.

• Можно приводить и приводить примеры заложенной в существующих механизмах управления ограниченной рациональности, вплоть до простого понимания, что власть, как закупщик общественных благ, также выступает покупателем на асимметричном рынке и потому неспособна принять рациональное решение и поступает эвристически: «как все», «как никто другой», «как дешевле» или, наоборот, «как дороже».

Простой вывод из этого раздела следующий: власть будет способна принимать рациональные решения и оптимально распределять ресурсы только в условиях прозрачности и снижения до минимума асимметричности информации для себя. Очень похоже на «Большого Брата», к чему, собственно, власть и стремится , выстраивая соответствующие институты. (Вывод №1)

Об общественных благах Мансур Олсон в своей работе «Логика коллективных действий» (Mancur Olson, THE LOGIC OF COLLECTIVE ACTION Public Goods and the Theory of Groups, Harvard University Press Cambridge • Massachusetts London • England) привел достаточно стройное доказательство того, что в больших группах рациональным поведением индивида, оптимизирующего свои издержки, будет отказ его от соучастия в создании общественных благ. Действительно, если с его участием или без его участия общественное благо будет все равно получено, то рациональным поведением будет неучастие, так как общественное благо, исходя из определения данного выше, если будет доступно хоть одному члену группы, то оно будет доступно и всем. Олсон показывает, что общественное благо в большой группе будет вероятно достигнуто, только при условии, что издержки на его добычу будут равны или меньше выгод, получаемых каким-либо членом группы.

"… Это означает, что существует три отдельных, но действующих совместно, фактора, которые мешают большой организации работать в общих интересах.

• Во-первых, чем больше группа, тем меньше доля отдельного индивида в общей прибыли, и тем меньше адекватное вознаграждение за любое групповое действие, и тем дальше удаляется группа от обеспечения себя оптимальным количеством блага.

• Во-вторых, так как чем больше группа, тем меньше доля общей прибыли, приходящейся на любого индивида, или любую подгруппу, состоящую из индивидов этой большой группы, тем меньше вероятность того, что любая подгруппа этой группы, а для отдельного индивида такая вероятность еще значительно меньше, получит достаточное коллективного блага, чтобы нести издержки по обеспечению даже малого количества этого блага; или, другими словами, чем больше группа, тем меньше вероятность олигополистического взаимодействия, которое помогло бы обеспечить коллективное благо.

• В-третьих, чем больше число участников группы, тем выше организационные издержки и тем выше то препятствие, которое необходимо преодолеть, прежде чем хоть сколько-нибудь коллективного блага будет обеспечено. Вследствие всего этого, чем больше группа, тем дальше она будет удаляться от обеспечения себя оптимальным количеством общественного блага, и обычно очень большие группы при отсутствии принуждения или внешнего воздействия вообще не смогут его обеспечить, даже в минимальном количестве..."

М. Олсон описал причины, по которым большие группы, которые он назвал латентными, могут быть мобилизованы для создания общественного блага. Он привел два способа мобилизации групп: 1. Принуждение и 2. Наличие избирательных мотивов, то есть мотивов, действующих не на всю группу в целом, а на конкретного индивида и побуждающих его к участию в такой группе.

"Принуждение в данном контексте возможво благодаря так называемому наказанию, которое может оставить индивида на более низкой кривой безразличия, чем та, на которой он мог бы находиться, если бы не отказался от принятия иа себя необходимой части издержек по добыванию коллективного блага и не был бы «наказан». Поощрение выражается в какой-либо «награде», которая помещает индивида на более высокую кривую безразличия, чем та, на которой он мог бы находиться, если бы не действовал в интересах группы и не получил» награду. Другими словами, избирательные мотивы ценятся индивидами выше, чем их доля в издержках." (По вопросу принуждения и поощрения см. Alfred Kuhn, The Study of Society: A Unified Approach (Homewood, 111.: Richard D. Irwin; Inc. and the Dorsey Press, Inc., 1963)

Принуждение может работать, как обязательное участие всех в группе. По такому механизму выстраивалось профсоюзное движение в США и профсоюзы получили наибольший рассвет после того, как добились от работодателей обязательств не принимать на работу не членов профсоюза. Также, М.Олсон показывает, что ряд общественных благ, требуют безусловного солидарного финансирования. Например, обеспечение безопасности страны, как благо, будет получено всеми и общество благосклонно относится к ограничению индивидуальной экономической свободы ее членов и принуждению их к уплате налогов, идущих на финансирование обороны страны.

Наличие избирательных мотивов хорошо иллюстрируется членством людей в каких-то профессиональных ассоциациях.Это дает им признание на их профессиональном рынке, позволяет получать ряд льгот и привилегий, быть в курсе последних событий в отрасли.

Избирательные мотивы заставляют акционеров или пайщиков собираться в акционерные общества, ведь доход от деятельности компании доступен только членам акционерного общества. При этом, те же самые акционеры, добывая другое общественное благо — решение собрания акционеров по какому-либо вопросу, ведя себя рационально, уклоняются от полного изучения документов или даже голосования или участия в собрании вообще, игнорируя повестки с вызовом на него или делегируя свой голос менеджменту или другим акционерам, которым «больше всех надо». Ведь участие голоса миноритарного акционера в крупной акционерной компании бесконечно мало влияет как на благосостояние этого акционера так и на дела компании в целом.

Механизмом наличия избирательных мотивов можно объяснить и, казалось бы, нерациональное поведение участников больших латентных групп: авторов Википедии. Этими мотивами могут служить самоутверждение, самореализация, желание быть оцененным или желание заразить окружающих своими идеями. И даже если рационального в поведении авторов Википедии, несущих издержки на написание статей не найти, то всегда можно сказать, что крауд-сорсинг есть поиск и выделение из толпы нерациональных альтруистов, вероятность наличия которых всегда больше 0.

Вместе с тем, называя чье-то поведение нерациональным, мы, скорее всего, просто не в курсе мотивов, которыми руководствуется «нерациональный» индивид. И появление той или иной статьи в Википедии можно объяснить, что для кого-то издержки по ее написанию стали меньше выгоды, которую автор получил от существования такой статьи.

Если мы посмотрим с точки зрения теории групп на поведение общества в отношении того или иного представителя власти, то рациональным поведением индивида будет — ничего не делать, даже если властьимущий откровенный вор или преступник. Какими бы модными ни были способы выдвижения человека во власть — передавалась ли бы она по наследству или формировалась ситуативно, благодаря механизмам «мгновенного делегирования» и «электронной демократии», описанного в разных моделях облачного самоуправления, в любом случае, общественное благо, достигаемое от смещения одиозного лидера будет достигнуто и с участием и без участия конкретного индивида, вклад этого конкретного индивида незаметен ни для него ни для общества, а выгоды от получения общественного блага, вернее, доля этих выгод, приходящаяся на конкретного человека бесконечно мала. При этом, организационные, стартовые издержки, которые должна понести группа, для того чтобы быть мобилизованной для получения общественного блага (смещения тирана), как правило, достаточно велики и лишь с их критическим уменьшением, вызванным, например, моральным разложением армии, можно наедятся на успех предприятия.

Практика показывает, что инициаторами смены власти в больших организациях и государствах становятся люди, которым «больше всех надо», то есть те, у кого существует собственный избирательный мотив, например, собственное стремление к этой власти, продиктованное, как правило, экономически рациональной жаждой наживы, возможности для которой проистекают из монополизации информации властью.

Но и в этом случае, сами инициаторы действовали и действуют через создание лобби — малых эффективных групп, объединенных общей целью и готовых уже в групповом составе взять все издержки большой латентной группы на себя. А у малых групп механизмы взаимодействия отличаются от больших и об этом речь пойдет ниже.

М.Олсон кроме больших латентных групп рассматривал работу так называемых «привилегированных» и «промежуточных» групп. Под привилегированными он понимал группы, которые "… достаточно малы и в которых каждый или хотя бы один из членов имеет мотив к добыванию коллективного блага, даже если необходимо взять все издержки на себя. Для такого рода группы существует уверенность, что коллективное благо будет обеспечено; более того, оно может быть обеспечено без какой-либо организации или координации группы."

Под промежуточными он понимал группы, в которых "… ни один из участников не получает настолько значительной доли общей выгоды, чтобы иметь мотивацию обеспечивать это благо только самостоятельно. Однако число участников этой группы не настолько велико, что никто не заметит, если один из них откажется взять какую-то долю издержек на себя. В такой группе коллективное благо может быть, и в равной степени может не быть обеспечено; однако оно абсолютно точно не будет получено без помощи какой-либо координации или организации группы."

Прозрачность

Таким образом, если обеспечить при помощи тех или иных технических средств увеличение заметности участия члена группы, то стоит ожидать также увеличение допустимого размера группы, которая будет все еще способна действовать эффективно и согласованно.

Интересно, что еще Джордж Хоманс (George C.Homans, The Human Group (New York: Harcourt, Brace, 1950)) утверждал, что малые группы обнаруживают гораздо больше постоянства, чем большие: "На уровне… малой группы, то есть на уровне такой общественной единицы (не важно, как мы ее называем), где каждый из членов группы обладает информацией первой руки о всех остальных индивидах группы, человеческое общество на протяжении многих тысячелетий обнаруживало способность действовать согласованно..."

Говоря современным языком, Джордж Хоманс утверждал, что залогом эффективности группы должна являться ее полная взаимная прозрачность.

Научно-технический прогресс, выраженный в данный конкретный момент развитием социальных сетей и эрозией прайваси и обеспечивает ту самую взаимную прозрачность в больших группах, что приводит к увеличению уровня их мобилизации. Примером тому могут служить флеш-мобы или протестные акции современного типа. При этом разумеется, что чем больше будет группа, тем большей степени взаимной прозрачности должно требоваться, чтобы группа оставалась эффективной с точки зрения добычи общественных благ.

Минимизация организационных издержек

К тому же, информатизация сферы групповых действий кардинально уменьшает организационные издержки, которые должна понести группа перед тем, как собственно начать добывать общественное благо. Если классический подход подразумевал выделение неких инициаторов групповых действий, проведение собрания группы, вырабтку коллективных решений, треюущую серьезных затрат временных и материальных ресурсов, то современный путь организации группы методом привлечения ее участников в социальных сетях и проведения заочного обсуждения вопроса требует несравнимо меньше издержек.

Карма

Стоит также отметить, что введение в оборот численно выраженной репутации члена группы (кармы) позволяет как оценивать другими членами степень участия конкретного индивида, так и мотивировать индивидов к зарабатыванию репутации путем совершения действий, одобряемых группой. То есть, числовая репутация становится новым избирательным мотивом, действующим на индивидов группы и мобилизующим эту группу. Важно, разумеется, чтобы уровень кармы так или иначе влиял на возможности члена группы.

Получается, что какие-либо проекты «электронного правительства» могут быть эффективнее существующих моделей именно за счет технически организованной взаимной прозрачности членов групп, выдвигающих и контролирующих деятельность такого правительства и за счет IT инфраструктуры, которая будет способна обеспечивать минимизацию организационніх издержек и оценку репутации того или иного члена группы и соответственно предоставлять ему привилегии или, наоборот, наказания, в зависимости от уровня этой репутации. (Вывод №2). Примером описания такой системы может быть вот эта статья .

Модель репутационно-зависимого ситуационного выдвижения во власть (обеспечение индивида полномочиями принимать решения) существует уже сейчас и опробована на практике в ряде финансовых институтов, таких какхавала или более близки к европейским ценностям рынокLloyds, о механизме функционирования которого и возможности использования подобного механизма в политике я писал в отдельнойподход статье.

Стоит отметить, что существующая практика показывает, что репутационно-зависимая ситуационная власть (то есть, делегированная не на срок, а на время наличия репутации) реализовывалась до сих пор лишь в децентрализованных организациях. Это разумеется, ведь любая централизация процесса репутационной оценки дает уникальные полномочия администратору, контролирующему процесс.

Таким образом, та самая развитая IT инфраструктура должна быть децентрализована, вплоть до Р2Р уровня или должна быть представлена в виде независимых и параллельно действующих сервисов, так же, как сейчас существуют поисковые независимые интернет-поисковики, каждый из которых по своему оценивает релевантность (нашими словами репутационный вес) ссылок и ранжирует соответственно результаты поиска.

Власть и общество

Джаред Даймонд в своей книге «Ружья, микробы и сталь» (Jared Diamond «Guns, Germs and Steel) в главе, которая называется «от эгалитаризма к клептократии » указал: "… должно было стать очевидно, что при вождествах впервые выкристаллизовалась фундаментальная дилемма всех централизованно управляемых, неэгалитарных обществ. В лучшем случае такие общества делают доброе дело, предоставляя дорогостоящие услуги, которые отдельные люди организовать для себя просто не в силах. В худшем — функционируют как клептократии, беззастенчиво перераспределяющие совокупное богатство общества в пользу высших сословий. Эти две функции, благородная и эгоистическая, неразрывно связаны, хотя чаще всего одна из них выражена сильнее, а другая слабее. Разница между клептократом и мудрым властителем, между бароном-разбойником и общественным благодетелем лишь количественная — это вопрос того, какую именно долю от дани, полученной с производителей, удерживает элита и доволен ли народ тем, на какие публичные нужды перераспределяется остальное. "

Таким образом, так или иначе, любая власть в той или иной мере клептократична. Уровень клептократии, который может позволить себе власть, зависит, как показано выше, от уровня организационных издержек, которые должно понести общество для смещения власти, от наличия конкурентов, способных мобилизовать малые законспирированные группы и, разумеется, от размера общества. В малых прозрачных обществах — племенах, уровень клептократии минимален. В больших, управляемых при помощи поддерживающих монополию власти на информацию чиновников , он может достигать непропорционально больших значений при одновременном сохранении относительной лояльности масс к правителю.

Д.Даймонд указал на четыре очевидные вещи, которые вынужден совершить клептократ для удержания власти:

1. Разооружить населения и вооружить элиту. Описанной выше терминологией - увеличить одновременно как организационные издержки группы (требуется, как минимум, конспирация) так и издержки на добычу общественного блага — смещение тирана.
2. Перераспределить собранную дань так, чтобы добыть некоторое количество общественных благ. Соответственно, уменьшить издержки для общества от своего существования. Также, стоит заметить, что в условиях монополии власти на информацию, правитель может выбрать некий сегмент общества, который можно беззастенчиво грабить и одновременно улучшать в некоторой степени благосостояние для другого сегмента, обладающего большей численностью или большей силой по сравнению с первым. То есть, правителю достаточно уменьшать издержки от своего существования не для всего общества, а для выбранного большинства (численного или силового).
3. Выстроить идеологию или религию, которая оправдывала бы клептократию и уменьшала бы «информационную энтропию» среди населения, превращая его в сообщество единомышленников, готовых жертвовать собой ради общей цели. До появления социальных сетей, никакой другой альтернативный путь гомогенизации мировосприятия у населения, не был доступен вообще . Что важно заметить, именно на религиозную или идеологическую поддержку клептократы расходуют существенную часть собранной дани.
4. Употребить монопольное право применения силы на благо. Описанной выше терминологией, выстроить систему принуждения и избирательных мотивов для добычи общественных благ выбранной половине населения.

Реализовав на первом этапе до конца первый пункт, клептократ вынужден уделять внимание оставшимся трем. Стимуляции активности клептократа к поиску новых решений способствует все та же информатизация групповых действий, приводящая к сокращению организационных издержек группы. Группа, научившаяся писать и вести протоколы принятия коллективных решений и составлять правила принятия таких решений сильнее неграмотной группы. Группа, владеющая своим СМИ — еще сильнее, а группа, мобилизованная социальной сетью сильнее всех предыдущих. То есть, в современных условиях безоружная группа несет крайне незначительные организационные издержки и имеет дело только с издержками по добыче общественного блага.

Затем клептократ регулирует второй пункт. Регулирует до тех пор, пока ограбленной части общества становится нечего терять, кроме своих оков и эксплуатируемая часть мобилизуется для защиты своих прав, преодолев организационные издержки или воспользовавшись развитием технологий, их уменьшающих. Что и произошло на рубеже 19-20 веков с равзитием профсоюзного движения и организаций типа Коминтерн и Социнтерн.

Клептократу остаются два последних пункта, которые напрямую зависят от процесса перераспределения собранной дани уже без возможности грабежа части населения. Если на предыдущем этапе клептократ решал вопросы при помощи перераспределения тяжести дани среди населения, то на этом этапе клептократ уже начинает расходовать собранную дань. Если клептократ возьмется за 3-й пункт, как явно более дешевый, то он будет выстраивать мощную идеологическую машину или тоталитарный режим. Такое явление мы наблюдали в начале и середине 20-говека. Эта практика, однако, имеет ограничения, связанные с постепенной эрозией монополии клептократа на информацию, развитием независимых или принадлежащих конкурирующим партиям СМИ, социальных сетей и повышением требований общества к прозрачности действий правителя, что выражается в возникновении понятия «публичная персона».

Наконец, реализация 4-го пункат выражается в создании все большего числа благ, которым придается характер общественных (как пример, бесплатное или условно образование и медобслуживание, немонетизированные льготы для студентов и пенсионеров). Этот процесс мы можем наблюдать с конца 20-го века, когда ряд стран в своем развитии достигли практически идеалов социализма. И сейчас степень развитости стран характеризуется именно разнообразием обобществленных благ.

При этом, в условиях асимметрии информации между властью и населением, население воспринимает такие общественные блага, как хорошие новости, не придавая значения тому, что чем больше денег потрачено на общественные блага, тем больше осядет в кармане клептократа, уже лишенного всех прочих инструментов удержания власти. И даже осознание клептократических мотивов се равно рационализируется населением: «Ну и что, что зять мера — хозяин фабрики по производству тротуарной плитки. Так хоть не просто украл, а людям что-то сделал».

Разумеется, что единственным видимым способом борьбы с клептократией на этом этапе является приведение в действие обратного процесса - процесса индивидуализации общественных благ, чтобы клептократу не было возможности спрятать тот неучтенный доход, который возникает из разницы в стоимости общественного блага и его ценности для общества. Практически речь идет овыстраивании системы полного взаимного учета и тенденция к реализации такой системы прослеживается именно с развитием научно-технического прогресса.

Как пример можно привести пенсионные реформы, которые проводятся во всех более-менее развитых обществ. Суть реформ заключается в переходе систем формирования пенсионных фондов по типу «общего котла» — все платят сегодня, что кормит сегодняшних пенсионеров (и, разумеется, клептократов) к системам персонифицированного учета: «Я заработал, я хочу видеть где мои деньги и я хочу их тратить, выйдя на пенсию». Персонифицированная пенсионная система, как и развитая страховая медицина, стали возможными исключительно благодаря компьютеризации соответствующих отраслей и в конечном итоге это привело к тому же эффекту: люди платят взносы и получают «бесплатно» услуги.

Разумеется, что персонификация приобретения и расходования общественных благ не решает на данном этапе до конца проблему клептократии. Она просто «перекатывает шарик под скатертью» в другое место. Ведь так или иначе, прозрачность операций с персонифицированными фондами ограничена, в том числе и законодательно (кто бы сомневался) и ограничение прозрачности проистекает за счет централизации их администрирования равно предоставления администраторам неоправданных повышенных полномочий.

Таким образом, в сложившихся условиях, дальнейшая борьба населения за пресечение клептократии, должна и будет заключаться в требовании все большей прозрачности (словами авторов «Облачной Демократии» — принуждении к честности) своих действий от власти и это, снова-таки, все более достижимо благодаря все тем же социальным сетям, все большему количеству не спровоцированных утечек информации, все большему проникновению развивающихся технологий, которые все в больших сферах способны обеспечить тотальный учет. (Вывод №3)

Технически обеспечиваемая прозрачность

Таким образом:

• Согласно Выводу №1 власть требует прозрачности и будет выстраивать системы тотального учета.
• Согласно Выводу №2 общество для своего дальнейшего развития требует взаимной прозрачности людей друг перед другом
• Согласно Выводу №3 население требует от власти повышения прозрачности в своей деятельности.

При этом

• прослеживается тренд, которым развиваются общественные отношения благодаря информатизации общества — персонификация общественных благ и превращения их из общественных в индивидуальные,

• а необходимым условием минимизации привилегий, которые достаются администраторам тех или иных институтов, является их децентрализация.

Это — то самое состояние, которое описывается, как «верхи не хотят, а низы не могут» и является, фактически, революционной ситуацией. Не стоит думать, что кто-то прямо сейчас полезет через ворота Зимнего Дворца после выстрела крейсера «Аврора». Не было действительных революций, которые протекали так скоротечно, как Октябрьский переворот, названный революцией уже постфактум в идеологических целях. Стоит думать о том, что общество стоит на пороге совершенно новой общественной формации , характеризуемой более повышенной, если не полной взаимной, технически обеспечиваемой, прозрачностью .

Именно технически обеспечиваемая взаимная прозрачность и есть то самое необходимое условие реализации каких-либо проектов электронного правительства. Практически электронное правительство будет способно к эффективному существованию лишь после достаточной эрозии прайваси и развития технологически обеспеченной взаимной прозрачности. Собственно, состояние прозрачности и можно считать состоянием существования электронного правительства.

Прозрачное общество, исходя из вышеизложенного будет требовать минимальных усилий по принуждению его членов. Размер дани, собираемой властью, будет уменьшаться с развитием персонификации взносов и учета их расходования. По идее, единственными общественными благами, которые будут требовать принуждения к уплате дани (налогов) останутся оборона и поддержание самого гос.аппарата.

Прозрачное общество качественно изменит ситуацию с преступностью , так как и совершить преступление незамеченным будет крайне трудно, воспользоваться результатами преступления невозможно и числовая репутация члена общества, совершившего не одобряемый обществом проступок лишит этого члена поддержки настолько, что, скажем, индивида с отрицательной кармой, просто могут не пустить в магазин. Преступность сожмется до уровня немотивированных проступков, а это уже проблема не полиции, существующей на налоги, как общественное благо, а частных охранных фирм и медицинских учреждений . Также, исходя из того, что вероятность быть пойманным у преступника приближается к 1, уровень санкций, которые обещаются преступнику при его поимке будет уменьшаться, что также сократит, если не ликвидирует такое общественное благо, требующее сбора взносов со всего общества, как пенитенциарная система.

Собственно уместность расходов на оборону у прозрачного общества тоже можно поставить под сомнение .

Все это приведет к эрозии необходимости в государстве. Том, о чем так мечтают анархисты, но на качественно другом уровне. Если анархисты верят в стихийную самоорганизацию общества, что невозможно в больших латентных группах без принуждения (нелюбимого анархистами) или наличия избирательных стимулов, то в данном случае речь идет о выстраивании совершенно новой модели самоорганизации, основанной на развитых IT технологиях, которые так или иначе принуждают или стимулируют членов общества к соучастию в создании общественных благ: От ответственного (а не абы скорее все закончилось) принятия коллективных решений до мобилизации ресурсов для реализации крупных инвестиционных проектов.

Производственные отношения

Рассмотрев вопросы политики, следует, разумеется уделить внимание вопросам экономики. Стоит четко понимать, зачем нужна прозрачность производительным силам и какого рода производительные силы должны существовать, чтобы им было комфортно в условиях прозрачности по сравнению с существующей ситуацией, когда именно асимметрия информации позволяет компаниям максимизировать свою прибыль.

Но и здесь источником преобразований производительных сил является все та же информатизация общества, которая, как показано в Выводе №1 стимулируется существующей властью для реализации ею своих целей. И уже сейчас производительные силы и производственные отношения вступают в фазу конфликта .

Асимметричность информации.

Джордж Акерлоф в работе «Рынок „лимонов“: неопределенность качества и рыночный механизм» в 1970 году построил математическую модель рынка с несовершенной информацией. Он отметил, что на таком рынке средняя цена товара имеет тенденцию снижаться, даже для товаров с идеальным качеством. Возможно даже, что рынок коллапсирует до исчезновения.

Из-за несовершенства информации нечестные продавцы могут предложить менее качественный (более дешёвый в изготовлении) товар, обманывая покупателя. В результате многие покупатели, зная о низком среднем качестве, будут избегать покупок или соглашаться покупать только за меньшую цену.

Принципиально выходило, что чем меньше покупатели знают правды о товаре, вернее чем больше истина отличается от пропаганды, тем больше была прибыль продавца. Конец 20-го века ознаменовался подходом к максимальному сохранению информации. Монополия на информацию стала выглядеть, как единственное орудие власти правящего класса во все времена, о чем не забыл упомянуть вышеупомянутый Джаред Даймонд в своей книге «Ружья, Микробы и Сталь», а все уважающие себя компании пополнили свой штат развитой службой безопасности, которая, в итоге, защищала компании самих от себя.

Считающиеся в теории верными решения проблемы асимметричности информации, такие как обязательная сертификация продукции, лицензирование деятельности, содержание государственных надзорных органов по защите прав потребителей не привели к ликвидации проблемы а просто переместили ресурс асимметричности информации из рук капиталистов в руки чиновников, которые, вместе с корпоративными бюрократами сформировали существующий сейчас правящий класс – бюрократическую элиту, окончательно подтвердив, что капиталисты уже не правят миром и существующий общественный строй капитализмом назвать крайне сложно.

Ярким примером отчаянной, ввиду ее очевидной уже проигрышности, борьбы правящего класса за информационные ресурсы является современная война с «пиратством» и выстраивание культа копирайта.

Что происходит на рынке? Ф.Котлер назвал это термином «Турбулентность» или Хаотика, написав одноименную книгу, показывая тем самым свое настороженное свое отношение к происходящему, а Дон Тапскотт (Don Tapscott) и Энтони Д.Вильямс назвали это словом «Викиномика».

Последние авторы показали, как массовое сотрудничество меняет мир, а Котлер указал, цитирую: «МИР вступил в новую стадию экономики. Национальные экономики глубоко связаны и взаимозависимы. Коммерческая деятельность ведется при помощи потоков информации, перемещающихся со скоростью света по Интернету и мобильным телефонам. Эта новая стадия приносит замечательную пользу в виде снижения затрат и ускорения производства и поставок товаров и услуг. Но у каждой медали есть и обратная сторона. Речь идет о существенном возрастании уровня риска и неопределенности, с которыми сталкиваются как производители так и потребители». И тут же выделил, среди прочих следующие риски:*Технические достижения и информационная революция

• Подрывные технологии и Инновации (подрывны в том смысле, что новая технология подрывает и разрушает рынок продукта, изготовленного по старой)
• Гиперконкуренция
• Расширение полномочий клиентов (те самые социальные сети)

Стоит понимать, что Ф.Котлер, основатель маркетинга, как никто другой понимал, что добавочная стоимость образуется в виде разницы между истинными свойствами товара и его «легендой». Если попытаться обобщить опасения Котлера в двух словах, то выйдет следующее: Какие бы технологии или производственные ноу-хау не были бы у производителя, они в любом случае

• Очень быстро устареют

• Будут заменены технологиями, полностью меняющими рынок

• Будут моментально скопированы конкурентами, которых

• Просто море и тьма тьмущая и

• Пропаганда будет конкурировать с отзывами потребителей

Из жизни динозавров

Посмотрите, что случилось с ноу-хау Kodak или Agfa в области производства фотопленки. Имело ли смысл хранить эти «секреты»? Но кто ж знал, что «цифра» догонит пленку по качеству в течение каких-то пяти лет. Посмотрите на историю становления рынка персональных компьютеров, на историю борьбы Мас и РС. Apple была в отстающих лишь потому, что запечатывала информацию, а не раскрывала ее.

Посмотрите на судьбу DRM защиты на DVD диски. В конечном итоге, сама защита в виде региональной привязки стала проблемой для добросовестных пользователей, а не для тех, кто копировал фильмы.

И если еще 20 лет назад закрытость кода у программного обеспечения считалась нормой и разумеющимся фактом, то сейчас эту закрытость вменяют компаниям в вину и сама закрытость программного кода становится критичным свойством ПО, не дающим ему развиваться на ряде рынков.

Это все были примеры того, как технологии, полностью меняющие рынок, не давали крупным компаниям, хранящим свои секреты, даже успеть сманеврировать. И если крупным компаниям еще есть резон поддерживать асимметричность, то для мелких производителей, которые не способны выделять серьезные средства на безопасность, это теряет смысл полностью.

Викиномика

А откуда вообще взялась проблема большого количества мелких потребителей, куда делась существовавшая до сих пор тенденция к централизации и глобализации и почему она сменилась тенденцией к аутсорсингу и выделению подразделений компаний в независимые структуры?

НТП

Мы наблюдаем ускорение НТП, которое приводит к двум факторам: *

• Во-первых, Частой смене технологий, что лишает крупных монстров свободы маневра и
• во-вторых усилению возможностей мелкого производителя по сравнению с крупным.

Простой пример: технологии фотопечати привели к тому, что люди постепенно забывают, что такое «фотосалон» в том смысле, в котором он существовал еще 5 лет назад. Теперь каждый человек дома может на сравнительно недорогом оборудовании печатать себе фотографии.

И этот пример не единичный. Все видят, как быстро увеличилось число автопроизводителей. Благодаря чему? Благодаря тому, что если у тебя есть деньги на пару-тройку роботов и договора на поставку комплектующих, то ты уже можешь начинать мелкосерийное производство. И это явление даже не замечается, хотя сами автопроизводители постепенно рассредоточивают свои производственные мощности на все большее число мелких сборочных фабрик, расположенных все ближе к потребителю.

Уже можно варить пиво на дому. Уже можно, если хочешь, варить металл не ища трех фаз и не таская за собой сварочный трансформатор, от которого проседает напряжение во всем доме. И так далее. Это все называется викификацией экономики. Во все большем и большем числе областей экономики, самостоятельный и процветающий бизнес

• а) не зависит от эффекта масштаба, вернее эффект масштаба дает меньшие преимущества по сравнению с гибкостью бизнеса и его заточенностью на конкретные ниши и
• б) может обслуживаться без найма рабочей силы – с использованием труда домохозяйства.

Разумеется, если сравнивать, скажем, производство ложек при помощи массовой штамповки и при помощи, например, трехмерного принтера, то первое выглядит дешевле. На первый взгляд. Но на второй взгляд, когда мы к издержкам добавим администрирование, дистрибуцию и логистику, то окажется, что ложку выгоднее будет купить в местном «ложкошопе» или вообще распечатать дома, когда предыдущая потеряется, а не в супермаркете и не в виде сервиза.

Финансы

Второй фактор – развитость финансовой системы позволила не считаться с такой проблемой любого бизнеса, как наличие стартового капитала. Теперь понятие «порог входа на рынок» стало весьма виртуальным. Для рынков крупных игроков, типа авиабизнеса или автомобиестроения теперь всегда найдутся крупные инвесторы, например, государственные стаб.фонды. Для рынков помельче – банки и приватные инвесторы.

Добавим в весь этот суп фактор миграции трудовых ресурсов от компании к компании и у нас образуется чудная картина мира, в которой просто нет места секретам и любое успешное ноу-хау моментально копируется всеми вокруг.

Единственным способом выжить будет постоянное движение. Как велосипедист не ищет стабильности в остановке, так и компании не должны теперь зацикливаться на консервации статуса-кво, а просто идти дальше и дальше в инновациях, чтобы быть лидерами и чтобы копировали у них, а не они.

То есть, производительные силы вступают такие рыночные условия, когда наличие у компаний неких бизнес-идей или технологических секретов дает им сравнительно небольшое временное преимущество, которое очень быстро исчезает с выходом первого экземпляра продукции на рынок. Патентная система не работает в том виде, в котором она существовала раньше. Тем более для мелкого производителя, который просто не сможет позволить себе судебные тяжбы.

При этом важно, что большое число мелких поставщиков приводит к тому, что потребитель теряет понимание того, в чем именно разница между двумя товарами и руководствуется единственным понятным ему критерием – ценой.

И тут мы понимаем, что на конкурентном рынке, а тут речь идет даже о гиперконкуренции, как уже было сказано выше, асимметричность информации работает на недобросовестных производителей. А ускорение НТП и таже гиперконкуренция делают все более неэффективными прежние методы снижения асимметричности – сигнализирование потребителям качества путем брендирования, наращивания репутации, наличия лицензий и сертификатов.

О каких брендах, лицензиях и сертификатах может идти речь, если технология, используемая для производства продукта может быть актуальной лишь пару-тройку лет или сама компания не просуществует дольше без разного рода слияний и поглощений? Кто, также, дает гарантии того, что засветив нашу технологию чиновнику мы не получим завтра мощного конкурента, да еще и с господдержкой? Если не хищника, который захочет придавить наш бизнес, а потом выкупить его у вас с потрохами, позволив вам остаться, так и быть манагером при «добром» дяде?

Получается, что бизнесу необходимо снижение асимметричности информации, поддерживаемое сейчас властью. Необходимо для того, чтобы безопасно раскрывать информацию о себе в своих же целях. Ведь сейчас во многих экономиках власть рассматривается, как главный агент, перед которым раскрывать информацию нужно в самую последнюю очередь и то по принуждению.

Итак, старые методы снижения асимметричности не работают, потребители в растерянных чувствах и не знают у кого купить продукт или услугу, а рынок все более конкурентен и асимметричность, поддерживаемая ноу-хау и патентами уже не работает. Что делает бизнес в таких условиях?

Презумпция раскрытия информации

Разумеется — раскрывается. Если мы не контролируем процесс, то его нужно возглавить. Если у вас есть какой-то секрет, то вы уже сейчас должны вести себя так, как будто его уже узнали конкуренты и так, как будто на этот секрет есть еще более новый секрет, которого нет у вас. Любой штамп «для служебного пользования» уже сейчас означает «для ознакомления конкурентами». И даже, если и существует некий все еще нераскрытый конфиденциальный документ, сажем, бизнес-план, то в любом случае, чувствительная часть его содержимого может быть, благодаря развитию информационных технологий, оценена по косвенным признакам или смоделирована при помощи теории игр и современных вычислительных средств. конкурентами или просто "позаимстована" лишь потому, что издержки на добычу конфиденциальной информации минимизируются с каждым днем. Зачем тогда компаниями нести дополнительные издержки на обеспечения секретности?

Пример из мировой политики – Викиликс. Все тоже самое – Если информация чувствительна к раскрытию, то уже надо поступать так, как будто она уже раскрыта и если реально нужно сохранить конфиденциальность, то надо маскировать утечку, а не бороться с ее предполагаемой возможностью.

Что делать?

У нас на дворе новые технологии. У нас на дворе происходит реально катастрофическая информационная революция. Кто наблюдал за стартом «Атлантиса» в прямом эфире? Вот. Это разве можно было представить, что я смогу у себя дома получить живую трансляцию видео с топливного бака стартующего космического корабля, да еще так, чтобы я мог отмотать все «назад» и посмотреть то, что не успел увидеть до того?

Раньше компаниям приходилось продумывать методы маркетинговой коммуникации, показывающей потребителям преимущества их продукта или услуги. Теперь они могут просто точно также поставить веб-камеру туда, где этот продукт делается и они теперь будут стараться это делать, как мясные цеха в супермаркетах для того, чтобы показать, из чего делаются мясные полуфабрикаты, отгораживаются от покупателей прозрачными стенами, сквозь которые покупатель может наблюдать за процессом изготовления котлетной массы.

У бизнеса, благодаря развитюи IT, теперь есть инструмент, дающий возможность снизить асимметричность и именно с целью повышения прибыли а не вопреки этому. Именно сегодня, именно сейчас мы стоим на пороге смены парадигмы бизнеса – не прятать от потребителя важное, а наоборот – показывать.

Маркетинг динозавров

Простой вопрос: Вам нравится, когда на «соке» написано что-то типа «100% апельсиновый», а потом зеленым по зеленому добавлено слово «нектар»? А есть еще люди, которые считают, что это должно кому-то нравиться и что потребители захотят быть надуренными. А насколько проще быть просто честным? Оцените это, как потребитель, перед тем, как ставить на полку товар вроде молока в бутылках по 980 мл.

Что происходит на самом деле? На самом деле есть товар и есть цена. Убирая лишене, можно пользоваться формулой:

Деньги + Транзакционные издержки = Стоимость продукта + пропаганда.

Продавец, желая от вас получить деньги, может и будет играть со второй частью формулы и усложнять для вас решение задачи из первой части формулы (посчитать цену единицы молока сложнее, когда в упаковку заложено не круглое число единиц веса или объема). При этом, намного легче было до сих пор вкладывать деньги в пропаганду, а не в товар.

Потребитель не имел голоса. И там, где он не имеет голоса сейчас это и продолжается. Продавца ограничивает закон, например, требование указывать массу товара на упаковке молока. Но продавец сопротивляется со всей силы и пишет эту массу мелкими буквами да еще и упаковывает, скажем, молоко по три пачки, пишет крупными буквами 3 по цене 2 и так, чтобы вставка в общую упаковку с этой надписью, перекрывала запись о том, что в пакете молока не 1000 мл., а 950. Обвешивали и будут обвешивать. Улыбка продавца все равно дешевле, а со своими весами на базар мало кто ходит. Почему?

Потому что вы платите за товар не только цену, а еще и усилия по добыче информации о товаре. Это – часть транзакционных издержек. Неочевидная, но весьма существенная часть. И чем больше человек оценивает свое время, тем меньше он будет стоять и выбирать товар на полке.

Или того хуже, вычислять, на каком базаре какая цена за какой товар и куда выгоднее поехать, учитывая транспортные расходы, а еще, покупая морковку, прихватить с собой не только весы, но и масс-спектрометр. Человек стремится сократить свои издержки, предполагая, более-менее одинаковое качество товара, он ориентируется на цену, нет, не оббегая всех продавцов, а делая «срез рынка», обойдя 2-3 и уразумев среднюю, с его точки зрения, цену на товар. И чем глубже скрыта истинная информация о товаре, тем меньше усилий человек готов будет тратить, чтобы ее добыть, а значит, он, сохраняя общее значение левой части формулы, будет готов платить больше, если он вообще отказывается от издержек по поиску рационального решения. Он выберет что-то из ничего, руководствуясь эмоциями, а не анализом. Выберет или улыбку «Веселого молочника» на упаковке или то, что купили остальные или то, что… дороже (типа качественнее или престижнее) или то, что, наоборот, не брал никто. В любом случае у него будет методика нерационального выбора, так как рациональный выбор слишком дорог.

Этим и пользуется бизнес прошлого века. Простая математика и ничего личного. «Мы вас не дурим. Мы добавляем в товар пропаганды с одной стороны и увеличиваем транзакционные издержки с другой.»

Масс-спектрометр на базаре.

Вместе с тем, если потребителю полностью открыть всю информацию о товаре, практически, продавать морковку не только с весами, но и с масс-спектрометрическим анализом, сделанным на месте, то морковка будет куплена именно у такого продавца. И сравнительная с остальными предложениями цена будет мало иметь значение, ибо остальное, в глазах покупателя уже будет и не морковка, а набор удобрений и пестицидов. С точки зрения вышеописанной формулы, потребитель будет способен заплатить большую цену за тот же товар, так как он уменьшает свои транзакционные издержки.

Масс-спектрометр – дорого? А если бы он был бесплатен? Или дешев. Вы бы купили морковку на базаре с рук и без весов. Даже если вам назвали конкретную цену за конкретный кулек морковки, но вы не знаете веса? Разумеется – нет. Так и на рынке, где были бы у всех масс-спектрометры, никто бы ничего не покупал без анализа на месте.

Снова – почему нет вещей типа масс-спектрометра? Потому, что до сих пор скрывать информацию и усиливать пропаганду было просто дешевле, чем раскрывать ее полностью. Кроме издержек, связанных с коммерческими тайнами (явных в виде шпионажа и скрытых в виде фобии открытости ), открытость требовала издержек по техническому ее обесечению.

• Но сегодня пропаганда обходится все дороже и она все менее эффективна. На массовом рынке пропаганда уже не значит ничего и, утрируя, больше 1 экземпляра неудачного товара уже не продать. О плохом качестве и несоответствию товара рекламе тут же будут знать все. Можно сколько угодно скрывать информацию и играть в шпионов, как делает Нокия с Эльдаром Муртазиным, но продажи это уже не поднимает.

• И сегодня материальные усилия по обеспечению открытости становятся все доступнее. Поставить в цеху веб-камеры, а бухгалтерскую систему выложить в онлайн может каждый. Не каждый просто даже думает о таких возможностях и, к сожалению, в наших условиях постоянной борьбы за информацию между бизнесом и властной элитой, это не всегда безопасно. А это и есть еще один признак наличия противоречия между производительынми силами и производственными отношениями.

У бизнеса уже нет и никогда не будет времени на выстраивание пиар стратегии и политики управления репутацией. Репутация просто должна быть безупречной с первого дня. А безупречной она может быть только тогда, когда бизнесу принципиально нечего скрывать и когда не может возникнуть почвы для домыслов и спекуляций. Прозрачность становится основой безопасности не только индивида, но и бизнеса.

Заключение

Таким образом, происходящие сейчас изменения в информационных технологиях провоцируют, кроме самой власти и общества, также и производственные отношения к увеличению прозрачности, что согласуется с выводом о наличии или скором наступлении революционной ситуации.

И роль ключевая роль которую будут играть информационные технологии в выстраивании новых общественных систем и в том числе электронного правительства, заключается именно в обеспечении взаимной прозрачности общества.